Еще фото

Журнал:  1(65) - 2025

Об инновационной технологии протезирования тазобедренного сустава у собак, выходе на рынок российских эндопротезов, обучении специалистов на практике, а также об отношении иностранных ветеринаров к России корреспонденту журнала VetPharma рассказал ведущий врач-хирург, д.в.н., доцент РУДН, руководитель хирургического отделения, главный врач сети ветеринарных центров «Медвет» Илья Федорович Вилковыский.

 

– Расскажите, пожалуйста, о вашем образовании, курсах повышения квалификации.

– Я закончил Российский университет дружбы народов (РУДН), там же в 2010-м году защитил кандидатскую и в прошлом году – докторскую. Работаю в РУДН преподавателем, старшим доцентом.

В 2001 году я поступил на работу в клинику «Биоконтроль», к профессорам Владимиру Никифоровичу Митину и Сергею Александровичу Ягникову. Профессор Митин пригласил меня в операционную на следующий день после моего трудоустройства. Ранее такого не было. Чтобы попасть в операционную, нужно было минимум месяц проработать в стационаре. Не знаю, почему меня взяли, возможно, из-за азарта в глазах.

Мне везет в жизни на хороших учителей. Они помогли мне встать на ноги и продемонстрировали личным примером, каким должен быть врач, какими он должен обладать взглядами и философией, как правильно руководить организацией, неважно – большой или маленькой, в целом показали мне путь. Я шучу: «У меня, как у самурая, нет цели, только путь». Возможно, отсутствие цели – это плохо. Так говорят на бизнес-семинарах, в которых я участвую. Но, с другой стороны, когда достигаешь значимой цели, что дальше?

Получать удовольствие от процесса для меня важнее, чем результат. Мне нравится руководить клиникой. В сети наших ветеринарных центров более 400 сотрудников, включая администраторов, водителей, врачей. Это очень много. Также мне интересно реализовывать свои идеи, разрабатывать эндопротезы. Сейчас у нас запущен проект по производству имплантатов – эндопротезов суставов для собак – V@Art. Это не копия, а моя собственная разработка, которую я запатентовал. Ее используют все ведущие ортопеды России, на Кипре, в Таиланде, Израиле, Китае. Art – это articulatio, с латыни переводится как «суставы», V – это Вилковыский.

Раньше мы пользовались швейцарскими имплантатами, но из-за санкций они ушли с рынка. Это было неожиданной удачей для нас, мы вышли на рынок со своим медицинским изделием. Опять же у меня не было цели: мы создали эндопротезы, обучили ветеринаров их установке, на потоке выполняем операции. Россия сейчас находится на втором месте в мире по выполнению операций по эндопротезированию у животных. На первом – профессор Элдо Веззони из Италии, очень известный ортопед, ему больше 75 лет. Это очень близкий по духу мне человек, я у него очень многому учусь.

Эндопротезирование – востребованная операция. Опять же, у нас не было цели увеличить охват операциями. Я не хочу, чтобы за них брались все ветеринарные хирурги. Конкуренции я не боюсь, но мне важно, чтобы метод не был дискредитирован. Если его начнут использовать без должного обучения, менее опытные врачи, то будет больше осложнений, статистика успешности выполнения операции будет падать. Для метода это было бы катастрофой. Поэтому операцию по эндопротезированию, на мой взгляд, должны выполнять только лучшие ортопеды, ведущие специалисты. Если мы видим, что у врача много осложнений, то советуем ему заново пройти обучающий курс. Мы летали с мастер-классами в Таиланд и Индию, чтобы продемонстрировать технику выполнения операции.

 

– Вы проходили стажировку в Англии, Германии, Италии и Швейцарии. Различаются ли подходы к лечению у российских и иностранных ветеринаров?

– Возможно, это прозвучит странно, но я считаю, что если врач хочет учить, он обязательно должен учиться. Раскрою эту философию: перед лекцией мне нужно к ней подготовиться: почитать литературу, посчитать статистику, сделать слайды, окунуться в тему. Так я для себя открываю что-то новое. Я учу и таким образом тоже учусь.

Раньше, лет 20 назад, считалось престижным слетать за границу, в Англию, Швейцарию, Италию или Германию, чтобы посмотреть операцию или послушать лекцию. Сейчас все поменялось: ведущие российские ветеринары сами читают лекции или проводят обучение за границей.

Раньше между уровнем ветеринарии у нас и за рубежом был огромный разрыв. Около 22 лет назад мы с профессором Митиным ездили в Германию. Эта поездка перевернула мой мир – настолько различалось то, что мы увидели там, и то, что выполнялось в российских ветеринарных клиниках, даже в «Биоконтроле», который уже тогда был одной из ведущих клиник.

Сейчас многие врачи, приезжающие к нам из Европы, удивляются тому, что мы делаем, просят отправить им лекции, предлагают обменяться опытом. Очень много поменялось за эти 20 лет – совершен прорыв в отечественном подходе к лечению животных. Раньше для того, чтобы сделать МРТ собаке, мы шли в ветеринарный центр ночью в выходной. Сейчас мы не ставим диагноз без результатов МРТ, использование данного метода воспринимается как должное и врачами, и владельцами животных. Является нормой проводить исследования до и после операции. Ведущие ветеринарные клиники оснащаются современным оборудованием: рентгеновским аппаратом, ультразвуковыми сканерами и МРТ. Мы проделали большой путь. И я благодарен санкциям, которые позволили российской ветеринарии развиваться, идти своим путем.

 

– Изменились ли подходы к образованию?

– Раньше ветеринарное образование было очень слабым. Сразу после окончания вуза редкого специалиста с дипломом ветеринара брали на должность практикующего врача – из-за отсутствия опыта. Сейчас среди преподавателей в вузах много практикующих ветеринарных врачей, а раньше учили в основном теоретики: в течение 20–40 лет они только читали лекции, но в клинике не работали. На мой взгляд, это катастрофа, поскольку они передают знания, оторванные от реальной жизни. Я могу об этом говорить с уверенностью, поскольку я одновременно и практикующий врач, и руководитель сети клиник, и преподаватель.

Преподаватели-теоретики не понимают, что дают слабое образование. Им стоит вырваться из учебных стен в реальный мир: прийти в клинику и посмотреть, как ветеринары лечат, как общаются с владельцами животных. Целая наука – деонтология – объясняет, как необходимо разговаривать с клиентом, или в случае с ветеринарией – с владельцем животного. Врач может быть гением, с «золотыми руками», но если он не может объяснить суть болезни и лечения, к нему никто не придет. Информацию о технике операции и возможных осложнениях обязательно нужно донести до владельца питомца.

Я предполагаю, что 80–90% хирургических осложнений ятрогенные, то есть врач сделал что-то не то. Может страдать техника операции, может быть неправильно поставлен диагноз или выбран метод. Хирург должен это понять, если он найдет свою ошибку, в следующий раз он ее не допустит. Например, доктор провел операцию у собаки со сломанной лапой, установил пластину или спицу, а спустя неделю животное приводят обратно, потому что спица сломалась. Если хирург говорит владельцу: «Вы собаку плохо удерживали, вы плохие владельцы», это ужасно. Проблема в том, что врач выбрал неправильную тактику. Например, стоило поставить не одну спицу, а пять. Всегда, при любой операции должен быть запас прочности, ведь мы работаем с животными. Если разошелся шов, значит, врач взял плохую нитку. Нужно признавать свои ошибки, недоработки.

У меня была докторская об операции на спинном мозге. Там очень маленький доступ, небольшая видимость. Поэтому мы делаем МРТ после операции, чтобы убедиться, получить объективные данные, что нужный нерв освобожден. Мне самому делали несколько операций на спинном мозге, я изучил эту тему. Высококлассные хирурги делают пациентам МРТ после операции, а неуверенные в себе врачи не рекомендуют это, потому что боятся, что не увидят нужный результат. Это их страхи, комплексы. От них нужно избавляться.

Мы не стесняемся говорить о своих неудачах, а просто их исправляем. Мы даем владельцу животного пожизненную гарантию на эндопротезирование. Это мой бизнес, поэтому я могу себе это позволить. При любом осложнении – неважно, кто виноват: мы, собака, владелец, – мы исправляем проблему за свой счет. Это держит нас в тонусе, и также это важно знать людям, чтобы они верили нам. Такой у нас подход.

Мы делимся своими наработками, знаниями. Я – руководитель, доктор ветеринарных наук, практикующий врач, но не считаю зазорным перед редкой операцией взять атлас, чтобы вспомнить доступ или анатомию. А многие ветеринары, помладше или постарше, этого стесняются. Этими комплексами они сами себя тормозят.

 

– Говоря о преемственности кадров в ветеринарии, где, по вашему мнению, лучшие кузницы специалистов в области лечения животных? Какие вузы вы можете выделить?

– Я знаком с руководителями вузов: знаю ректора Московской государственной академии ветеринарной медицины и биотехнологии им. К.И. Скрябина, ректора РУДН – он мне вручал диплом. Также я впечатлен масштабом личности ректора Санкт-Петербургского государственного университета ветеринарной медицины: Кирилл Владимирович Племяшов – академик, доктор наук, профессор, бизнесмен, а также прекрасный человек. Любой преподаватель и студент может обратиться к нему напрямую для решения какой-либо проблемы.

Раньше только порядка 15–20% студентов сразу после окончания вуза становились врачами ветеринарных клиник. На форуме «Санкт-Петербургские ветеринарные ассамблеи «VET AS – 2024» Кирилл Владимирович вынес на обсуждение проблему трудоустройства, налаживания связи студентов и работодателей. Он обратил внимание на то, что студенты вынуждены работать, они прогуливают занятия, потом им нужно отрабатывать пропуски, из-за этого они не успевают учиться, а в голове у них путаница. Ректор Санкт-Петербургского государственного университета ветеринарной медицины одним из первых поднял эту тему. Теперь с третьего-четвертого курса студентам официально разрешено работать несколько дней в неделю, предъявив справку, что они были в клинике. Именно из таких студентов вырастут лучшие врачи. Хочу выразить ректору огромную благодарность за внедрение такой прекрасной модели, соответствующей реалиям современной жизни. Я сам придерживаюсь такого подхода и тянусь к людям, которые его разделяют.

 

– Уже через два года после того, как вы возглавили сеть ветеринарных центров «Медвет», она получила премию «Золотой скальпель» в категории «Лучшая клиника» 2014 года. А в 2022 году вам дали «Золотой скальпель» как лучшему лектору года. Какие задачи вы ставите перед собой?

– Самое сложное – держать планку. Профессор Ягников говорил: «Взлететь, стать известным легко, сложнее – удержаться на высоте». Я попал на обложку журнала «Ветфарма» в 2017 году, и вот в 2025 году мы снова разговариваем.

В 2014 году мне дали премию «Золотой скальпель», а спустя 8 лет я получил эту награду во второй раз. Значит, что я все делаю правильно. В «Медвет» мы выполнили около пятисот операций по эндопротезированию. Я стремлюсь к стабильности и в семье, и в бизнесе, и в научной работе, и во врачебной практике. Сейчас это мой приоритет. «Золотой скальпель» – моя гордость, но самое крутое, что я получал его дважды, с разницей в 8 лет. То есть мой успех, признание – это не «вспышка» – вспыхнуло и погасло, а стабильно высокий уровень профессионализма.

Элдо Веззони 40 лет считается лучшим ветеринарным ортопедом в мире, это вызывает у меня бесконечное уважение и восхищение. Кирилл Владимирович Племяшов много лет развивает свой вуз. Врачи, окончившие университет 10–20 лет назад, говорят, что под руководством Кирилла Владимировича в корне все изменилось. Именно такие люди, которые стремятся не заработать или потешить эго, а развивать специальность, образование, и должны возглавлять ветеринарные институты.

 

– В каком формате вы проводите операции, мастер-классы?

– Любое обучение должно сочетать и теорию, и практику, это принципиально важно. У «Медвет» есть своя школа, в ней обучается более 800 врачей в год. Я знаю много лекторов, блестяще излагающих теорию, которые теряются и ничего не могут сделать в операционной. Считаю, что это катастрофа. То, чему ветеринар учит, он должен уметь показать на практике.

Наше обучение включает и теорию, и практику. На этом принципе построены все наши мастер-классы, в таком же формате у нас пройдут образовательные мероприятия в Санкт-Петербургском государственном университете ветеринарной медицины. Первый день будет лекционным, на него зарегистрировались уже более 100 человек. На следующий день мы проводим мастер-класс, на котором будет присутствовать уже 10 человек, и мы с каждым доктором отработаем методы стабилизации позвоночного столба на спинном мозге. Сперва мы покажем, как мы это делаем, какое оборудование и медицинские изделия используем, затем каждый участник с нашей помощью индивидуально освоит и применит на практике хирургические техники. Таким я вижу правильное обучение.

 

– Расскажите, пожалуйста, о каком-нибудь клиническом случае.

– Редкий случай кифоза – искривления позвоночника собаки – лег в основу моей докторской работы. Изгиб спины собаки достигал 85°, она еле ходила, потому что был сдавлен спинной мозг, нервы. Как правило, от искривлений страдают маленькие животные, до 10 килограммов. Мы применили традиционные методики, но безуспешно. Тогда мы разработали и запатентовали свой метод. Сейчас его использует довольно много врачей. Это технически сложное хирургическое вмешательство, важно, чтобы около операционной были и МРТ, и КТ.

 

– Вы проводили мастер-классы по протезированию тазобедренного сустава у собак в разных странах. Насколько востребована данная методика в России и в мире?

– Сейчас мы активно проводим операции по тотальному эндопротезированию суставов у животных, это очень востребовано. Операция считается самой сложной у собак и кошек, но при этом является «золотым стандартом» лечения коксартроза. В настоящее время в центрах «Медвет» эта операция поставлена на поток, очередь уже на полтора-два месяца вперед.

И это то, чему мы учим. Врачи приезжают к нам или приглашают к себе. В Индии и Таиланде очень хорошие условия для сотрудничества, они любят россиян. В Таиланде огромный ветеринарный университет – девятиэтажное здание, в котором есть МРТ и КТ последнего поколения. Раньше они учились и консультировались в Америке. На мастер-классе присутствовали руководители вуза. Они отметили, что мы превзошли все ожидания, поскольку объясняем сложные высокотехнологичные операции более доступно, чем врачи из Америки и других стран. Мы же всегда открыты, рады вопросам.

Сейчас мы много сотрудничаем с индусами, у них высокий уровень образования в ветеринарии. Прежде чем проводить операцию в Индии, я попросил показать мне операционную, потому что стерильность должна быть на первом месте. В индийских ветеринарных клиниках есть все, что есть у нас, и в превосходном состоянии. Они покупают и используют российские имплантаты, которые стоят в 2,5 раза меньше, чем европейские, гораздо проще в установке, при этом не уступают в качестве.

 

– Сложно ли совмещать врачебную практику, образовательные проекты и руководство сетью клиник? Как вам удается успевать все, при этом оставаться высокоэнергичным?

– Есть такое выражение: больше всех успевает тот, кто больше всех загружен. Если я уберу часть своих дел: руководящий функционал или деятельность врача, то не смогу все успевать. Конечно, мне хотелось бы делать еще больше. Я сам себя нагружаю, чтобы успевать. Также мне помогает спорт, занятия хоккеем и футболом. В апреле проходит ежегодный Московский международный ветеринарный конгресс, уже пятый год параллельно научной программе мы организуем хоккейный матч. Следующий будет 10 апреля в Солнцево. Это и встреча, и шоу, мы приглашаем жен и детей. У нас есть футбольная сборная «Медвет», в мае мы едем на матч-реванш в Сочи. В это время там проходит Черноморская научно-практическая ветеринарная конференция. Мне очень нравится посещать такие мероприятия. А вот ездить в отпуск на месяц – не моя история. Мне достаточно 4–5 дней, чтобы отдохнуть с семьей – женой и двумя сыновьями (9 и 15 лет).

 

– Кем хотят стать дети, когда вырастут?

– Старший сын видит себя в бизнесе, а младший хочет стать врачом – как папа. Конечно, мне хочется, чтобы они продолжили мое дело. Я беру их с собой в международные командировки. Они присутствовали на моих операциях, мастер-классах, которые я проводил в Италии, Таиланде, Израиле, Индии. Но, возможно, это моя ошибка – в их жизни уже слишком много ветеринарии.

Я посвятил профессии свою жизнь, поэтому, конечно, хочу, чтобы дети пошли по моим стопам. С другой стороны, я не буду на них давить, только влиять своим примером. В моем детстве ветеринарии не было. Мой отец – врач, профессор, он хотел, чтобы я стал врачом. Но у меня было много амбиций, желание реализоваться самостоятельно, и время показало, что я избрал правильный путь. Хотя кто знает, как сложилась бы моя жизнь, пойди я по стопам отца. Я рисковал. Реши я стать врачом, мне было бы легче, но тогда не было бы столько жажды и драйва расти, вставать на ноги самому.

 

– Сколько у вас животных? Как они к вам попадали?

– Одну собаку породы пули мы покупали в Венгрии, их мало в России. Эту породу захотела моя жена. Ему уже 12 лет. Вторую собаку взяли около магазина – увидели маленького щенка под дождем. Еще одна собака – восточноевропейская овчарка из питомника. У него была обнаружена дисплазия тазобедренных суставов, которую мы успешно вылечили. Пес огромный – в 10 месяцев он весит больше 70 кг. Еще есть кошки: одну привезли знакомые из зоны военных действий в Курской области, вторую жена взяла в переходе метро. Она старенькая, ей около 14 лет. Животных много, мы их всех любим и лечим, регулярно обследуем.

 

– Какие у вас планы на будущее?

– Главное – не останавливаться, чтобы хватало сил и энергии сохранить и улучшить то, что мы уже имеем. Нет цели открыть еще сто клиник. Мне предлагали франшизу «Медвет», но я отказал всем, потому что мне очень важна репутация клиники и сотрудников, соответствие высоким стандартам.

Мне бы хотелось, чтобы больше врачей в моей клинике занимались наукой, потому что одной практики мало, нужно развиваться, писать статьи, диссертации. Это сложный путь, но своим примером я показываю, что можно идти в науку, заниматься бизнесом, работать и делать то, что любишь.

Назад в раздел